перпендикулярную переулку стену. Быстро росла, добралась до возможной для себя вершины и поползла вниз.
Человек прошёл сквозь переулок так, будто бы он ходил здесь миллионы лет — совсем легко, незаинтересованно, глядя на окружающую действительность с красноречивой скукой в глазах.
Стивен наблюдал за ним из окна.
Просто идущий куда-то человек.
3
После первого же мзерного гонорара с продаж книги Стивен снова попросил Артчера о помощи. На этот раз они пойдут по подобным тому, что за окном переулкам безумного мегаполиса. Словно фермеры, опускающие в землю семена, они будут отдавать людям добро в надежде на то, что оно обязательно прорастёт и будет приумножено.
Откровенно «одолжил» продуктовую тележку у одного из супермаркетов, они поехали с ней по тротуарам без должного стеснения.
Что в этом такого?
— Давай по старым адресам, — сказал парень Артчеру.
— С радостью, Стив! — старик понял его без лишних слов.
Уже через пару тройку минут они заехали во двор полуразрушенного, двухэтажного дома. Он всё ещё стоял лишь благодаря старой, доброй коррупции. Деньги, выделенные на снос не доходили до ответственных людей.
В нём уже давно никто не жил.
На первый взгляд!
Остановившись ровно по центру заросшего высокими сорняками двора, Стивен осмотрелся.
Если бы сейчас на его стоял какой-то человек, что живёт в обычной, стандартной среде, он бы ни за что не поверил, что в этих местах их так много. Он никогда бы не поверил и в то, что здесь есть поэты, академики, доктора, учителя. Многие из них никогда не пили, не воровали. Некоторые из них были интеллигентными людьми. Почти все они были голодны, хотя уже и сами не понимали этого. Все они были больны. Кто — то страдал от каких — то инфекций, вирусов. Кто — то нуждался в психиатрической помощи, кто — то прямо сейчас медленно умирал он наркотиков, дешёвого алкоголя, пневмонии, СПИДа.
Эти люди не верили в тот мир, в котором живёт большинство. Они были здесь словно пришельцы. Они были точно не в своей среде обитания. Достойного места в мире людей для них не нашлось. И, знает многий светло мыслящий, что львиную долю из большинства не устраивало положение дел сих пришельцев. Никаких хитросплетений слов, никаких лишних трудностей. Всё просто. Многим из большинства отчаянно хочется избавится от этих несчастных. Для них они лишь грязь и зловонья. Многие из большинства никогда не признаются себе в том, что на самом деле их натура глупа и труслива. Они не хотят помочь или что — то исправить. Они хотят для себя красивого оправдания. Естественно, они никогда не поставят тире между словами большинство — стадо. Их тире имеет иное место и отнюдь незамысловатый смысл. Унижение — возвышение.
Фасад дома остался цел лишь местами. Остальное осыпалось. Выбитые подростками окна были прикрыты картоном — исключительно изнутри. Побитый асфальт, в нём грязная вода. Поросший мхом, посеревший шифер на крыше, опасно качающийся на ветру. Как неумелый вандализм, так и красивые граффити на стенах.
— Идём? — спросил Стивен.
Оставшись довольным от решительности парня Старик ничего не ответил. Хлопнул парня по спине. Второй рукой он сделал джентельменский жест, тем самым пригласил Стивена идти первым. Тот снял с рук перчатки, достал из тележки три пакета и пошёл внутрь. Артчер забрал столько же. Обнюхав пустую тележку, чаки пошёл налегке.
Когда — то здесь жил и Артчер. Идя сюда, он думал о тех людях, с которыми он здесь познакомился. Жив ли кто ещё?
То, что ударило в нос невозможно назвать словом аромат. Здесь воняло, но это никого не смутило. Вошедшие внутрь чувствовали вонь и н хуже. Зачастую она исходила от них же.
Никаких дверей нет. Вход по жалостно скрипящему деревянному крыльцу. За ним длинный коридор, пол которого давно лишён досок. Все ушли на то, чтобы не замёрзнуть. Вместо них усыпана разнообразным мусором земля. Там же лежала и понемногу обвалившаяся с потолка штукатурка. Кругом плесень, трещины. Видна копоть от огня.
Нужно же как — то греться.
Первый дверной проём — внутри пусто. Второй — тоже пусто. Только в седьмой по счёту комнате они увидели лежащего на полу человека.
Его глаза спокойно смотрели в глаза явившихся из неоткуда людей. Они ничего не выдавали. Чистые, блестящие — без страха, удивления, стеснения. Боли в них было хоть отбавляй. Она была грубой, старой, обросшей всеми невзгодами. Она была смирением, проглоченным комом, пустотой, равнодушием.
Кто бы ни показался в этой комнате — всё равно. Со мной уже столько всего сделали, что мне просто плевать. Если эти люди сейчас же развернутся и уйдут — я даже не задамся вопросом, кто они и что они здесь делают.
Если они подойдут ко мне — я даже не шелохнусь. Пусть попробуют сделать со мной что-нибудь хуже того, что я пережил.
И всё же мышцы на его морщинистом лице напряглись. К нему подбежал добродушный пёс. Обнюхивая его и тут, и там, чаки игриво порыкивал. Всё закончилось тем, что он облизал ему лицо.
Такого со мной ещё никто не делал…
Сам того не осознавая, он рассмеялся.
— Дай ему волю — будет весь день лизать и обнюхивать, — улыбаясь, сказал Артчер.
Сложно сказать, сколько лет этому бездомному. Годы трудно разглядеть сквозь густую растительность на лице, грязь на коже и «сваленную» на тело гору «одежды».
Артчер вспомнил себя.
— Как с ногами дела, дружище? — спросил Старик.
Лежащий поднялся, уселся на подобие подстилки из картона — уже ни один раз отсыревшего и высохшего, раскисшего и снова слипшегося.
— Вроде ещё ходят.
— Вот и славно! — чуть смеясь хрипотой, добрым голосом ответил Артчер.
— Меня зовут Стивен. Это мой друг Артчер.
— Хвостатый — чаки. Славный пёс, — добавил старик.
Чуть прокашлявшись, мужчина ответил.
— Меня зовут Руперт.
— Как насчёт перекусить, Руперт? — предложил Артчер.
Чаки вдруг задорно залаял.
— Это он услышал слово «перекусить», — сказал Стивен.
Руперт улыбнулся. У него были ещё довольно неплохие зубы. Может он не так уж и стар. Может он не так давно на улице. Раньше Артчер его здесь не встречал.
— Давно ты здесь, Руперт?
— С полгода — ответил он, жуя кусок курицы.
— Я то и думаю, почему не могу припомнить тебя.
Руперт на какой — то миг замер.
— Как это понимать? — спросил тот, продолжая жевать.
— Я когда — то жил здесь.
Стивен…
Парень что — то почувствовал.
— В доме, да? Когда он был живым?
Артчер развёл руки
